DUTCH SCHULTZ LAST WORDS
"Подкручивали ленту карандашиком,
старуху Дарью называли "дашиком",
старуху Марью баловали хашиком,
закусывали уличным беляшиком.
Желая смерти папикам и мамикам,
рыдали над единственным динамиком,
а кто-то переводами синхронными
перевирал речюгу похоронную..."
И зачем вы мне это читаете, если я это слышал в авторском исполнении семь лет назад на старой квартире?
Не сомневаюсь. Пожалуйста - вот вам другое, то, чего вы слышать никак не могли.
Посмотрим.
Еще светать не начинало...
Что, опять стихи?
Помолчите пять минут. Еще не начало светать, меня разбудил холодильник, и только я проснулся, тут же из кухни пошло:
Эх, балычoк, балычoк...
Ты сам это слышал?
Шо именно - "балычoк, балычoк"? - Конечно.
И ты уверен, что это был его голос?
А чей же! Кто станет под него работать?
Ну например... Сусаннин муж. Он всех передразнивает.
Кто? Арсен?
Нет. Гарик.
Не знаю такого. Мы про разных Сусанн говорим.
Не важно. А что дальше было, или только "балычок, балычок"?
"Балычок, балычок".
А почему тебя это так... чем тебя это задело, когда балыков навалом в любом магазине?
Мне неудобно говорить, хотя, какая в сущности разница... все равно никто не поймет.
Короче, слушай:
Лето. Шестьдесят шестой год. В гостях на Гагарина. Бухие базары взрослых людей. Кто как орал и кому что оторвало.
Хозяин передразнивает зятя: "Балычок, балычок...", а я не спал. Я недопил и не спал.
Дальше ясно - зять за нож. Неуловимые мстители.
Неуловимые смесители.
GHJ,E[FYYST!
Не понял.
Пробуханные, говорю.
Он знает, что у тебя с нею было?
Когда?! - В девяностом году? - Смешно!
Это тебе пока смешно. Говнистый народ.
Я не про армян.
* * *