Биография Ленни Брюса начинается с уличных продавцов котлет, которые переминаются "как пленные немцы под Сталинградом" на углу Бродвея в морозном Нью Йорке.
Спустя полвека, рабочие лойфн в основном восточного типа табунится как массовка из фильма про пизду и красную армию, которой забыли выдать шинели, ушанки, буденовки и сапоги на углу Сергия Радонежского и площади Ильича в дождливой Москве.
Впереди на улице пусто, пусто и за стеклянной дверью кафе, где можно что-то съесть по дешевке после съезда, где не наливают и не кормят, сэкономив на лимузине и смокинге.
Заведению под вывеской "Шагал" сам б-г велел принимать Ленни Брюса, но гений тошноты и оскорблений давно умер, умер так давно, что его имя и стиль не говорили здесь ни о чем, и я иду на то, что еще живо, на Сержа Сакенова, который сегодня вечером будет петь свои песни под монастырскими сводами нижнего зала, как всегда, перед горсткою стойких поклонников-гурманов.
Тематика утрачивает актуальность, круг рискованных тем устаревает, меняется статус диаспор и сословий, но репутация хулигана остается, и, не важно, к счастью или к сожалению, как правило, не требует доказательств.
Для артиста главное своевременно "испортиться" и "свихнуться", опередив паучьи инъекции лести.
Серж ни капли не Сид, не тот Серж и не Ленни, хотя время от времени, стигматы великих и не очень предшественников выскакивают на его физиономии сквозь сценическую маску романтика, всегда готового, услышав "враги сожгли родную хату", огрызнуться в ответ: "друзья организуют дачу", или что-нибудь в этом роде, постепенно оттачивая ситуацию до инфернального совершенства, на которое слушатель способен реагировать только одним способом - обосраться, испытав радость через силу искусства, а это в отличии от патриотизма, национальной гордости и прочих мастурбаторских затравок, не возможно без "кощунства", "глумления" и прочих почтенных, можно сказать, библейских состояний свободного ума.
Едва ли по сакеновским песням будут изучать нашу эпоху какие-то абстрактные потомки (учебники написаны на тыщу лет вперед, написаны хуево, хуевенькими людьми для лучезарных тупиц и подлецов из "Туманности андромудей"), так же как, никто не изучает быт и нравы заокеанской дуржуазии по оскорбительным поливам наркомана-еврея с исковерканным и необъективным взглядом на обычаи морального большинства.
Но это не говорит ни о чем.
"Я вижу, вы пьете?.. - шутливо спрашивает Сакенов явно знакомого ему гостя в аудитории, но в низком голосе слышна угрюмая задумчивость сталинского следователя из книг Климова, выдержав паузу, Серж ставит диагноз и выносит приговор действительности: И наверняка в бокале у вас "Путлеровка"?..
Cуду всэ ясно.
В этот момент человек на сцене напоминает гроссмейстера, делающего сходное замечание коллеге-инвалиду в одном из ранних эпизодов "Коломбо", и это, как раз, говорит о многом, но не для всех.
Пути еретиков ведут в "Шагал", поскольку в этом, возможно, величайшем художнике прошлого века, с идеальной вольностью соседствуют романтик и вивисектор.
Повинуясь инстинкту, я, заметив вывеску, и оставляя за спиною статистов из недоделанного сериала про гратечественную войну, открываю дверь в современность, которую так приятно высмеивать и оскорблять.