Подолгу в столице таким ловить было нехуя, и, провоняв недельными носками ночлежку, они отваливали обратно с плоскими "шутками" про чучхе, смотреть в одно рыло гнусавые переводы гриневея, живя по принципу "ко мне нельзя - у меня жена больная".
Гнида ждала. когда для нее, опустившись до ее уровня, созреют республиканские центры, чтобы съебнуть туда от постылой "больной жены", от многочисленных, но мелких долгов, за которые, как правило, презирают, но не пиздят.
Гнида жопой чувствовала, что и провинциальна я "элита" будет относиться к ней так же, как относились к ней в юности приблатненные покровители на районе, которым гнида тискала романы в обмен на защиту от менее начитанного хулиганья. Конечно, и там ей могли нахамить, могли унизить на пляже, жестоко разыграть, напоив до беспамятства в гараже... но могли и поощрить фирменным пластом, конфискованным у такой же овечки, иногда по наводке самой гниды.
В стае нахальных, уже теряющих нюх джинсовых кобелей, гнида смотрелась непрезентабельно, зато ее никто не кусал, потому что она хорошо знала свое место - где родился, там и т.д.
Кобели борзели, теряя нюх, дохли под колесами, доходили в спецприемниках, истекали кровью от клыков новых, молодых и глупых соперников, и только гнида, не повышая голоса и сохраняя свой полудетский размер, седьмой десяток топчется на задворках собачьей свадьбы, предлагая ввести военное положение, дабы оградить вожделенную суку - Жену Больную от бесчестья и поругания...
*
March 21, 2014