Никогда не мог запомнить процесс проникновения в казенные места, куда нужен пропуск, где просят что-то предъявить, как в той песне Аркадия про Одессу и кино. Если пришел по блату, тебя берут и ведут, а если не пришел, у тебя никто нихуя не спрашивает. Мне двадцать шесть, я пару раз бывал в музеях - не люблю смотреть на чужие вещи, но в основном хожу в кино, и читательский билет пока моя единственная ксива кроме паспорта, который я тоже показываю редко, потому что боюсь летать.
Кина в ту ночь нам обещали дохуя, но паспорт был необходим для проникновения в гостиницу, которую поджигал, фанатея от Нерона, Андропов. Об этом я и сказал Нефтянику - хороший сюжет: шеф КГБ и пироман, надо снимать перестроечную версию Towering Inferno, фильм -катастрофу с кучей подробностей, пока живы нормальные актеры.
Говорили в такси, и за разговором следили два пиздюка из Вятки, они бздели, что я раскритикую их "музыку" до такой степени, что Нефтяник их все-таки пошлет, и снова придется хуй сосать на Арбате.
Мысль Нефтяника работала в ином направлении - Иосиф засрал ему мозги "караваном мира": четыре передвижных платформы для ракет, а на них всю дорогу поет и пляшет разная мохнатая жуть, в том числе и эти вятские обсосы , чтобы не было войны. Кажется, похожую гадость уже успел провернуть недавно сдохший Дин Рид...
В общем - приехал американец, друг Иосифа, делец из Голливуда, живет в отеле, как солидол, и мы едем к нему. Желающих было много - сели в две машины. Фойе кишело, близилась полночь. Среди питуриков паслась худая баба в гимнастерке - по виду параллельщица.
Лифт. Коридор. Крохотный номер. Крохотный человечек по имени Шлек, два ящика юзаных VHS с поебенью типа двух с половиной недель. Курить нельзя - тесно. Бухнуть нечего.
Иосифа нет. Программа смутила Нефтяника. Шлек предложил смотреть "Маленького принца" - я хотел сказать Шлеку, что он напоминает мне Граучо Маркса, но воздержался.
Тогда Шлек предложил худой чувихе сосчитать пуговицы на гимнастерке, сложить, помножить... хуё-моё... и точно назвал ей её имя, возраст и что-то еще. Я был в курсе этой каббалистики, но промолчал.
Симпатии не чувствовалось - явный мискастинг, Иосиф напиздел одним одно, другим другое, и всё мимо.
Поставили длинный фильм Лелюша, как всегда пиздец - Ольбрыхский эсэсовец, еврейского младенца кладут на шпалы сквозь дыру в унитазе по дороге в лагерь смерти.
Тема святая, но фильм был хуевейший, и даже вятской рок-группе крутить такое в третьем часу ночи было ту мачъ. Шлек явно судил о здешней жизни по передачам "голосов", которые склоняли его предков к отъезду еще до отъезда.
"Не могу понять..." - нарушил тишину просмотра хитрожопый фотограф из Нижнего, по-моему антисемит, - "как это люди... убивают других людей только за то..."
"Привстань! Поправь!" - резко выкрикнул Шлек, тыча пальцем туда, где оголился край простыни. Гости сидели на скользком покрывале из бурого микровельвета.
На самом деле я спокойно переношу авиаперевозки, я боюсь не самолетов, а высоты - но сейчас мог бы и сигануть из окна, как мне казалось, на Красную площадь.
Фотограф косил под персонажа картины "Бал" - очечки, бриалин. Культурный зритель такое сходу полюбил, но не все еще решаются подражать...
Дверца, ведущая в кубик к Шлеку, распахнулась, сочный голос произнес: Здравствуй, Володька!
"И тут пришел таки Йозеф", вспомнилась мне тут же реплика Аркадия, но я не стал говорить ее вслух.
Иосиф носил шкиперскую бородку и лоцманскую кепку ей под стать, которую он так и не снял за те минут сорок, что провел в номере у Шлека. Смысл его слов был неясен, как смысл самого визита. Сообщив нам, что Натали Вуд на самом деле "наташа деревянко", Иосиф вышел из кубика тем же макаром, каким он в него зачем-то вошел сорок минут назад: "Не обижай молодежь, Володька! Это наше будущее."
Фотограф явно не понял хохму про Вуд, он полгода разучивал "Эмманюэль" на скоростных курсах французского у Обезьяньих Ушей.
Шлек выпроводил нас на рассвете, и все мы как-то незаметно очутились в центре Красной площади, и так же незаметно и необъяснимо растворились при первых признаках зари.
*