Умные журналисты не могли рассчитывать и не могут претендовать на твердое прошлое.
Твердого прошлого у них не было и нет, поэтому три десятилетия гласности им приходилось заселять его зыбкими призраками фольклора городских дикарей, которые приедаются, успев примелькаться, но не уходят, не исчезают, как обещал публикатор Плана Даллеса, в полдень.
Твердого прошлого у них не было и нет, поэтому три десятилетия гласности им приходилось заселять его зыбкими призраками фольклора городских дикарей, которые приедаются, успев примелькаться, но не уходят, не исчезают, как обещал публикатор Плана Даллеса, в полдень.
Примерно так же брежневский ребенок запоминал свое детство по “Бременским музыкантам”, “Карлсону” и “Ну, погоди”, покорно переключаясь на такой же скудный ассортимент винных этикеток.
Обрести запоздалое разнообразие помогли зарубежные опекуны, начав публиковать задним числом для жителей третьего мира сотенные и более списки того, что им следовало бы и не следовало знать, любить и слушать.
Причем, уровень просветителей не превышал уровня просвещаемых, что всегда ценят чувствительные к дискриминации, граждане, как просто слаборазвитых стран, так и подданные государств-дегенератов.
Чопорная уравниловка без панибратства, когда все на вы, даже в сраку пьяном виде стала нормой, замелькали чуждые имена, понеслись комментарии и байки о том, как всё это гремело в семейных склепах, задолго, естественно, до переоценки и переиздания на Западе.
Сегодняшний юбиляр обладал сверхъестественным иммунитетом от любопытства вихрастых, лобастых и пытливых сорокалетних москвичей и гостей столицы, скажем прямо, на протяжении всех пятидесяти лет своего существования.
Если здесь уместно литературное сравнение, судьба “Бич Бойса с козами” напоминает судьбу прозы Шеридана Ле Фаню, который не был так залапан, как Гофманн или Эдгар По.
Pet Sounds трудно переварить и реабилитировать в себе, но еще труднее реабилитировать и обосновать собственное генеалогическое древо, полное хвостатых святых чемпионов и воинов на фоне экспоната средневековой солидности в эпоху трафаретной серости.
Жизнь аборигена прошла не мимо туземных ценностей, но она точно прошла мимо Бич Бойс.
И сейчас у этой чириковой пластинки-мочалки авторитет Джиоконды, с которым приходится считаться.
О Бич Бойс расшибаются лбы. Ведь в доморощенном списке куда проще присоседить к “седьмому лесничему” какой-нибудь ничтожный Television.
Пустота между “коммунизмом” и “опизденевшими” практически безразмерна - “хоть головой ныряй”, как выражались циничные фабричные дочери чугунных богов. И в ней всегда найдется место для дюжины динов ридов и депардье, не представляющих никакой конкуренции для золотой роты русского рока.
Есть просто интересные и яркие альбомы, скажем S.F. Sorrow или первый диск “Песняров” и многое другое, но они не внушают варварам суеверного беспокойства, заставляя их пресмыкаться даже на пьедестале, превращая в муравьев и сороконожек тягачи и броневички, готовые по отмашке маньяка покарать свободный мир за совершенство.
Совдеп реконструируется по чертежам Толкиена, но для Бич Бойс в этом неосовдепе, пересказанном идиотами, места нет.
Бич Бойс в столичной юрте, как бюст Рейгана среди каннибалов на фоне кремлевской стены.
*