Приятель моих лет. Люмпен-эстет: фри джаз, артхаус, фассбиндер и прочая сермяга. Скуповат, не гурман, полжизни "с кошелочкой".
По части обновлений, в особенности сленга, отстает, зато очень точно ловит нравственную моду - сперва никого не
высмеивать, затем - не обсуждать за глаза, и наконец просто молчать под пытками.
Давно перестал называть специфических друзей-старперов по их кличкам: "косой", "пигмей", "жиртрест" - строго по именам. Старухи из девяностых у него естественно "девочки", тридцатилетние лбы-культурологи - "парнишки".
Решил я его поддеть:
Ты вот покупаешь замороженный фарш, а в нем последнее время находят разную бяку типа дохлых собак...
И тут устами этого деревенского западника словно на спиритическом сеансе в би-муви вдруг заговорил сознательный совдеповский обыватель, парировав мои измышления вопросом, которого я не слышал лет тридцать:
"Откуда такие сведенья?!"
- обычно его задавали торопливо и чуть невнятно, как произносил своё "за державу обидно" Павел Луспекаев, заранее зная, что клеветнику нечего сказать, кроме как "по "Голосу" передавали", а такой источник, ясное дело, курам на смех.
Вместо источника я процитировал ему часть стихотворения "Урна", которое в эпоху, когда любое кулинарное изделие попахивало и Катынью и чорт знает чем еще, написал возможно самый яркий и брутальный, но не ангажированный в столичный андеграунд, поэт:
"там на дне окурков много
хочешь ешь, а хочешь жуй,
можешь съесть кошачью ногу
или человечий хуй
нынче виден хуй везде
в жопах хуй грузинов
хуй в влагалищной пизде
хуй и в магазинах..."
*