Булочная “Борхес” - фермерское молоко свежей получки, дождливое утро, кончился дождь, и взмокший зонтик между ног кажется железною палкой вдвое тяжелей того, с которым выходил из подъезда десять минут назад. Или не десять?
Если человек желает узнать сколько времени, он ищет глазами часы.
Sedutto in quel cafe...
И не находит.
Пьет кофе, прикинув самостоятельно, что должно быть четверть одиннадцатого - впереди сорок пять минут урока трезвости.
Утра, - уточняет он, спохватившись, потому что погода за стеклом от пола до потолка не похожа на ту, что бывает в начале дня в чужом городе.
Определив время, он тут же замечает у себя над головой прямо напротив своего столика циферблат со стрелками.
Который он сперва не заметил, потому что его не устраивало число, которое указывали стрелки.
Для точности - десять ноль девять.
Впрочем зачем “указывали”, если воз и ныне там, вот оно - то же самое, возможно со вчерашнего дня, когда его в этом месте еще и не было.
Электронная, отнюдь не фермерская “музыка” зависает на бессмысленной, как ему сперва кажется, фразе, однако, уже через полминуты он понимает, что и это неспроста - зрение его обостряется, сохраняя синхронный синтезатору темп, взгляд делается цепким, словно у гангстера, ожидающего подельников во французском фильме, которые должны, нет попросту обязаны появиться с разных концов улицы, будто бы не знакомые друг другу, но знакомые зрителю по фамилиям актеров.
Прямо перед входом в пирожковую стоит машина - за рулем никого, а на панели, где обычно - в этом он не уверен, на присоске крепится навигатор, он не уверен, что на присоске, но пусть будет, к нему спиною стоит полупрозрачная кукла-кошечка, которая качает головой и балует лапками в точности в такт и в унисон этой бессмысленной электронной фразе, похожей на кусок допотопного диско-шлягера на русском языке.
“Котенок-гимнаст” - заряжается от солнца. Которого, кстати, пока нет. Чего ж ты тогда, Котя - серенький хвосток, дергаешься?
Он где-то видел такой-же сувенир, только тот тогда не шевелился. Скорей всего на витрине.
По циферблату бесшумно пролегает трещина от одиннадцати к пяти вечера.
В подземном переходе в центре большого города раздается самый настоящий взрыв.
Чьи-то глаза смотрят на чьи-то раздавленные часы из киоска, где, за неделю до взрыва, пока он любовался кошечкой, рядом с ним какой-то молодящийся абсолютно лысый субъект в бордовом пиджаке и зеленых брюках мучительно долго выбирал себе поддельные недорогие часы, чью марку он, бормоча, называл “Константин Вершюрэн”.
*