Никто не говорил “уговорить”, все говорили “подговорить”, имея в виду какую-нибудь по-детски примитивную подлость, типа отдать братьев-близнецов Чарных на растерзание волкодавам Эдвабника по прозвищу “Воня” и “Маня”.
Дегенративный Воня, сын коммуниста-начальника, бегал мимо меня за мицняком в майке с логотипом группы Love - лично для меня это был пиздец, потому-что редкую групченку я недолюбливал столь активно, как Love, хотя, по идее, всё в ней должно было мне быть по душе, и время, и стиль, но был в ней какой-то душок, падальный отголосок пожлаковского вытья, что-то такое, неисправимо советское, из того, что и пятью бачками не смоешь.
А тут еще растленный переросток Женя Неровный с идеей назвать наш будущий с Сермягою и Егором ансамбль просто “Любовь”.
Просто, как “Облади-блада” в исполнении АБЦ, которых Кривой-Неровный с азартом, как говорит Сермяга, воспроизводит.
Итак мне предстояло уговорить предков дать мне вынести маг во двор, договориться насчет удлинителя, усилителя и хотя бы одной колонки - акустика, я был уверен, будет как на танцах.
Изначально от этой затеи шибало чем-то стройотрядовским и пионерлагеным, нелепым, из недавнего чужого прошлого, где девочки танцуют с девочками под радиолу с Мануэлем, а мальчики на глазах у прожженных воспитателей присматривают катамита для оргии в полевом ангаре под шорох снующих в потолочной соломе крыс.
Словом, это была типичная для семидесятых блажь, которую прощают, но запоминают и родственники и соседи и сверстники - типичный для моего поколения заёб.
Скажу заранее, ни на какой зажимбол в медленном танце с кем либо из дворовых чувих я не претендовал, я заранее упивался бессмыслицей моего замысла, почти как Нерон или Гитлер, только ничтожней.
Света Кауфманн отнеслась к моей идее спокойно, как её отец-архитектор, благородный австрийский джентльмен-антифашист, вероятно, отнесся к аншлюсу, она считала меня бесхарактерным гением, которого в будущем будут осаждать психопатки.
В общем все было на мази, я заручился поддержкой сионистского лобби. Могильные Камни сделались моей любимой группой, я даже запытал Глафиру, есть ли у них второй альбом, понимая, что его нет.
В брюках и пончо при лунном свете Кауфманн была вылитый Кен Хенсли, кстати.
Но тут, однажды, без каких либо предпосылок, на ровном месте, я не обнаружил, а ощутил, что мои мысли читает, кто бы вы думали - Куна.
Младший из троих братьев от разных отцов, где у каждого была дурацкая кличка, а у Куны даже две. Родные называли его ЧирИка.
Я подозревал, что этот рыжеватый тип балуется телепатией, в конце концов паранормальные способности не зависят от интеллекта.
Мы не общались годами, с тех пор, как дождливым полднем осенних каникул сложили, вышагивая по периметру песочницы, буриме:
елки-доски
хуй плоский!
У клана Куны-Чирики был еще и умственно отсталый кузен Фёдор, с которым у меня, кстати, были прекрасные отношения.
Но Куна выглядел опасно. Его не интересовало ничего из того, что интересовало меня.
Это был враг, опасный тем, что он “дурак и сволочь”, как сказано во французском
фильме “Кто есть кто”.
фильме “Кто есть кто”.
Кстати, инспектор Массар оттуда вылитый Куна, шёб ви знали.
(продолжение следует)