Сколько-то лет назад, думаю, где-то в начале нулевых ознакомился по случаю с текстом одной гражданочки, где она признавалась, что не может больше слушать любимую поп-музыку шестидесятых, потому что там, чуть ли не в каждой песне, женщина или девушка, непременный объект насилия, домогательства и принуждения.
Даже у милейших Битлз, капала автор заметки, ссылаясь на Run for Your Life.
Ничего нового или необычного в этих упреках в дискриминации по половому признаку для меня не было, кроме одного - песни зарубежные, а женщина-журналист вроде как “наша”. То есть видно, что в инглише сечет капитально, иначе бы не стала так психовать, но все равно же отсюда.
Новизна заключалась в том, что раньше такого не было - может быть официальная цензура и приебывалась к текстам местных авторов-исполнителей, но у интеллигенции никогда не было претензий к тому, о чем поют фирмачи. Тем более, на языке свободы - на иностранном языке.
Я тогда еще подумал, это неспроста, хотя меня это и не касается. В очерке прозревшей чувихи раскрепощенные шестидесятые представали зверским гиньолем эксплуатации, и с этим, по её мнению, надо было срочно шо-то делать, потому что дальше так нельзя.
Досталось от нее, конечно, и Роллинг Стоунз, потому что в ритм-энд-блюзе характер и описание угроз и самой кары за измену вообще пахнет уголовщиной.
Неспроста, потому что следом за этой бдительной гражданочкой, выдающей за свои откровения, самые банальные тезисы западных феминисток, подчас весьма остроумные и справедливые, рано или поздно должны спохватиться и здешние чувствительные пишущие мужички.
Только про кого им - сильному полу писать, кого закладывать? Из их щетинистых уст признания типа “не могу это видеть” и “не могу это слышать”, как любое “не могу” звучат как-то не солидно. Не можешь - лечись. Вокруг полно тех, кто может - только свистни, и они не заставят себя ожидать.
Нужен злодей, нужен “геббельс”, а его - заразы нет. Не Леннона же, с жутким ливерпульским акцентом, грозящего с пленки своей гирле расправой, цитировать, в самом деле...
И вот, наконец, стало ясно, чего они не могут - они не могут смотреть советское кино, потому что в нем, как в песенках западных групп (чем, кстати, в стерильных текстах советских ВИА и не пахло - пахло на вылазках и в общагах, а в текстах нет) всё пропитано гнетущей атмосферой гнета, дефицита и еще раз - дефицита и гнета, даже если это комедия с намеками.
И этот флёр, этот фон, как инфразвук, даже сейчас, полвека спустя, дико давит на психику, неявно, током скрытым внушая ужас, что является чуть ли не доведением до самоубийства особо чувствительных натур, чем, собственно, и занималась советская власть.
И преступному прошлому не крикнешь, как в индийской мелодраме, типа “под суд пойдешь!”
Знаем. В курсе. Это правда. Очевидный, как ампутация, изъян, черт те когда подмеченный каждым, кто что-то соображал.
Нам важно уточнить другое - а именно, какая Run for Your Life устроила бы зоркую женщину (наверняка у нее, или у подруги уже есть на примете, и не один, талантливый мальчик,который сделает всё правильно), и чего не достает в советских картинах по мнению (включая тайный список) чувствительному дяденьке - бо может ему там такого не достает, что и не надо.
С таким-то ебалом.
Может быть ему именно с таким же ебалом, шо в Гайдая, шо у Тарковского и не достает? Типа, почему таких как я, не снимаете, не показываете?..
Потому что с таким ебалом даже в советское кино не принимали, не говоря уже про заграничное, даже, не в обиду сказано, монгольское.