Мельников вышел из интернет-кафе с чувством времени потраченного зря.
Он оплатил два часа аренды, сел за удобный компьютер в тихом углу и “вышел по звонку” так и не выполнив того, за чем явился.
Вместо просмотра одного из фильмов, морочивших ему голову на прошлой неделе, он стал вычитывать данные этих картин, сравнивая информацию с иностранных и, скажем так, республиканских сайтов, запутался, занервничал, на какое-то время совсем перестав соображать, где, что и зачем он делает, с трудом очнулся и, сознавая, что время идет, начал было смотреть “Цену риска” с новым закадровым переводом, которую он, как оказалось, прекрасно помнит, и просидел как пень, пока девушка за кассой и визгливый мат малолетних игроманов не вывели его из оцепенения.
День был чудесный, за такие дни хочется ухватиться, как за портьеру, вспомнились ему прочитанные где-то слова. Похлопав себя по карманам, все ли забрал, Мельников, наконец, вернулся к действительности.
Ему на встречу двигался Эпштейн. Совсем не похожий на того Эпштейна, что крутился на фотках с Битлами, которыми торговали под гардеробом восьмиклассники. Тот Эпштейн был не совсем понятен маленькому Мельникову, но не раздражал, а этот - бородатый лысый блондин в камуфляже, честно говоря, действовал на нервы, как любой старожил двора и даже квартала.
Эпштейн работал в охране яхтклуба, который в прошлом году хотели поджечь.
Мельников двинулся навстречу соседу.
Едва заметно кивнув, поравнявшись, он не оглядываясь, подвел итоги своего визита в интернет-кафе. Всё, что запомнилось, это то, что “Сказанию о Сиявуше” в этом году сорок лет. Не густо.
Фотки у восьмиклассников весьма активно приобретал некто Самойлов, темно-русый пацанчик, похожий на маленького Бельмондо, на год младше Мельникова. Собственно, от него он и узнал тогда, кто такой тот Эпштейн. “Менеджер” тогда мало говорили, в основном “импрессарио”. Самойлов был словоохотлив и по-своему независим. В его маленькой жизни постоянно угадывались какие-то открытия и приключения, не имевшие ничего общего с престижными поездками или модными вещами от предков. Вскоре Самойлов и сам начал “фарцевать” картинками, там же, под гардеробом, когда в его распоряжении оказались аппарат и увеличитель, не без содействия, как подозревал Мельников, маминого ухажёра.
Вот она - моя жизнь, подумал Мельников, - от Эпштейна под гардеробом до Эпштейна в камуфляже. Кушайте с булочкой... - и он захохотал, как не делал этого с прошлой недели.
У других и такой не было. - серьезно резюмировал он, когда попустило.
Жив ли Самойлов, в городе ли он, Мельников точно сказать не мог, знал только, что тому лет пять назад запретили пить, и он формально, как многие у нас, соблюдает этот запрет.
Так же формально Мельников дал себе слово, что непременно отыщет Самойлова до того как погода испортится, и они обо всем, что было, поговорят подробно.
Они спокойно могли бы написать вместе книгу, или сценарий - рассказ за рассказом, главное начать, не обращая внимания на говнюков и скептиков, верно?
Ты у кого спрашиваешь? - не раздался ничей голос, и Мельников мысленно стряхнул наваждение. - Понятное дело, что никого, а что?
Ему снова никто не ответил.
Любимых писателей, кроме знакомых с детства фантастов, у Мельникова не появилось, а новых он не замечал.
Одно время ему грезилась своя машина с плеером, работа в соседнем городе и аудиокниги Лема, Шекли и Стругацких в динамиках над пустым задним сиденьем.
Мельников любил читать в пути, но последнее время сто лет никуда не выезжал.
Хотя не! ему понравился один кент, его, судя по тематике, поколения. Некто О. Сиповкин, автор двух кирпичиков про “Ротшильда” и “Карфаген”, хотя ни про то, ни про другое внутри не было ни строчки.
Обе книги можно было читать или не читать с любого места, и везде тебя подстерегала знакомая атмосфера. Почти полная независимость от остального мира в его развитии, как в заколдованном месте.
О. Сиповкин. Мельников даже не знал, как его по имени - Олег, Омар, Оноре... а может Ованес?
Опять начинается, выругался он, не заметив, как дошел туда, куда несли его ноги.
Он хлопнул в ладоши, сработал фотоэлемент и зеленые двери винного отдела бесшумно отползли в сторону.
*