Покуда никто из ретро-лидеров больше пока не сдох, а фиделя уже поховали, имеет смысл сказать пару слов и по этому ничтожному поводу, пару слов практически ни о чем.
Я даже записал их на закладке к мягкому изданию “Пана Халявского”, с которым не расстаюсь в моих редких поездках.
Забавно было наблюдать сразу после кончины, как суетливо новое поколение приспособленцев пробует прилепить труп кубинского лидера к действующему пигмею, от которого, как им кажется, зависит их будущая сытая жизнь.
Ладно там старики шестидесятых годов, млеющие при виде спецовки вместо привычного пыжика на большом начальнике. В детстве я презирал этих взрослых “идеалистов, у которых почему-то никогда не находилось доброго слова для Сахарова или, тем более, еще “каких-то” отщепенцев.
Правда потом - когда и без язвительных напоминаний, этим инженерам стало ясно, на что ушла их жизнь, вылезло толстожопое со стрижечкой каре и пошло от их имени брехать про империю, пенсионерам, так же пошло, но простительно повторявшим из года в год “фидель порядочный человек”, было уже всё равно, кто и зачем, выгоняет их, старых, на панель старческой солидарности.
Противно их - сорокалетних было слушать, противно на них - ныряющих со скал, было смотреть, но старость всё спишет, как бывало не раз.
Только нынешние кого пытается наебать? Те - себя, а эти кого - не понятно.
Ни один лидер третьего мира так ничего и не дал советскому человеку - брали всё, что можно, и с нахальством юродивых требовали еще. Поэтому сказать что либо рядовому человеку об этой цыганистой прорве, скучнейшей и бессмысленной было совсем нечего - кто-то просто пиздил наши калории, отнимал время репортажами, мозолил глаза противной мордой в береточке, с привинченной для ориентира красной звездой, присваивал еще нечто жизненно важное, чему мы и названия-то не знали, нечто нам самим не понятное, а подсказать было некому.
И всё это, заваливая в ответ прилавки промтоваров пластинками с невыносимой кубинской музыкой, а табачные отделы поганейшим кубинским куревом, которым брезговали даже извращенцы.
Вшивые “военные советники” и строители возвращались с острова свободы так, словно их обобрали в отпуску. Разочарованные дети, втиснутые в потесневшую за годы командировки советскую робу (фирменного барахла-то не нажили), которую носили до отъезда, стыдились скудости впечатлений, и врали перед сверстниками еще больше взрослых. Но им никто не завидовал.
Здоровье подорвано, нервы расстроены, денег на книжке с гулькин хер, и память о зловонии туземцев.
В этой солидарности было что-то презренное, далекое и невнятное, вроде “второй семьи” пожилого военного, прознавшей о солидной республиканской пенсии, начисленной маразматику, и шлющей ему слащавые открыточки с прицелом поживиться.
“Язык не поворачивается” - существует и такое ёмкое выражение, у рядовых граждан при слове “куба” он лежал пластом, а тех, кто понаглее, за сто с лишним лет до нас, описали русские классики, видевшие эту сволочь насквозь.
*