"Плывущий человек для меня уже утопленник" - первое, что вспоминаешь, глядя на черно-белые фото неофициальных литобъединений или редакторов самиздатских альманахов.
Правда следом за ними возникает перестроечная зима и те же люди в малиновых и зеленых пуховиках, которые в ту пору смотрелись солидней дубленок, показывая, что человека одевает заграница, причем не от лица полудикой родни, а за казенный счет.
В бесчисленных карманах пуховиков лежали диктофоны с готовой записью, которую вечером, по-телефонному гнусавую, можно было услышать по радио.
За последние годы часть этих отчаянных парней, чье бесстрашие кому-то казалось необъяснимым, озадачив под старость лет своих почитателей, вернулось в стойло советского агитпропа, красноречиво дав понять, благодаря роману с каким ведомством и с чьего благословения они когда-то попали куда надо, и какими прочными оказались узы этой любви.