Деревянные бошки впечатлительный народ:
после "Тарзана" возрастает число прыжков с балкона на дерево, а с ним, соответственно, и количество падений и переломов, после "Неуловимых мстителей" - малолетняя преступность, после "Анжелики" - статистика изнасилований.
Показали "Обыкновенный фашизм" - жди обыкновенных фашистов, а привезли чудотворную - жди чудес.
Когда-то автобусы и остановки буквально кишели женщиной с головою Мирей Матьё, не потому что кому-то нравилось, как она поёт, а потому что её часто показывали по телевизору.
Этих "миреев матьё" в транспортной давке нередко сопровождали долгорукие и коротконогие клоны Высоцкого в ароматных свитерах, и тоже не из любви к его творчеству (большинство мужского населения СССР не умело ни читать ни писать, только расписываться, а Есенина передавали из уст в уста) а потому что на экране, как в зеркале регулярно возникал именно этот образ.
Гранжисты появляются после нирваны в ящике, стиляги после монолога стиляги в ящике, брата два цитируют и в ящике и в семье синхронно, а брата три цитируют как сент-экзюпери - мы в ответе за то, что отхватили и так далее.
И так до тех пор, когда им самим уже не понятно, кто был раньше, кто что раньше пизданул, и кто кого раньше сдох.
На самом деле они, конечно, подражают не кумирам, а друг другу, как плененные звери в зоопарке копируют повадки собратьев, сохраняя свой наследственный облик, а дети - походку взрослых. Еще точнее - первого встречного.
*