Я представил себе барда, который все же вырвался из бронзового плена, взмыл на могучих крыльях, но — пойманный в сети, был снова связан и брошен в подвальный общественный туалет, где и пристроился со своей гитарой...
На следующее утро на Новом Арбате я не удержался от соблазна посетить кооперативное чудо. Туалет блистал кафелем и зеркалами. Даже "кошками" в нем не пахло. У дверей сидела не столетняя бабуля с чулком, а миловидная женщина средних лет. Перед ней на столе, рядом с блюдцем для дани, стояла небольшая вазочка со свежими пунцовыми гвоздиками. Но музыки никакой не было.
— А что же Высоцкий — разве он у вас не поет? — спросил я.
— Теперь не поет, — ответила она полушепотом, заметно смутившись.
— А почему?
— Запретили, — сказала она еще тише и запунцовела, как гвоздика.
Я живо представил себе, как к притаившемуся в туалете Высоцкому подкрадываются дюжие дяди в белых халатах, из под которых выглядывают шпоры; как, изловчившись, набрасывают на поэта смирительную рубашку, волокут вверх по лестнице, а он, отбиваясь отчаянно торопится допеть:
Лечь бы на дно, как подводная лодка,
Чтоб не сумели запеленговать.
За перестройку в России все, но каждый кроит ее на свой вкус и лад. Одни идиоты хотят заставить непокоренного поэта петь в туалете, другие идиоты изгоняют его оттуда. У тех и других самые лучшие побуждения. И те и другие жаждут обновления.