Старик Маврин говорил загадками. К этой тактике он прибегал с детства, зондируя осведомленность соперника, чтобы сочувствовать ему после победы в споре эрудитов: что ж ты, я думал, ты знаешь?
Принятие более серьезных для себя решений Маврин не мотивировал ни чем, как не разъясняется МИДом сверхдержавы высылка дипломатов малых стран.
А я таким типа сразу - чемодан, вокзал, "мапуту", или откуда там тебя занесло? - острил Маврин, явно копируя кого-то из начальства, задолго до того, как у него появились собственные подчиненные, которых стало можно гонять туда-сюда, выпизживать или поощрять совместными чаепитиями.
Обычно мужчинам дают клички самцов животных или предметов мужского рода. Конечно, встречаются исключения, например царский министр Витте - Пантера. Маврин читал об этому у Пикуля. Хотя, почему "Пантера", а не Сфинкс, который, впрочем, тоже женского рода. Предполагаемого отца "спасителя" также звали Пантерой - какой-то легионер. Маврин докопался и до этого.
Молодой западник предпочитал прозвища сообразно своему полу. Исключений было немного, разве что "Маккена", гораздо реже "Петлюра".
Юный Маврин мечтал о кличке "Паук" или "Скорпион", но его, сперва за глаза, а потом и в лицо нередко, называли Bitch в честь одноименной песни Роллинг Стоунз.
Он получил её за способность подмечать и запоминать только отрицательные черты и свойства знакомых ему людей, годами потом анализируя их с едва знакомым, которые затем также пополняли негативный список.
Вот почему портрет Маврина-старшего перенасыщен стервозностью. Не потому он нас так раздражает, а просто таков его собственный стиль, он бы сам себя обрисовал в не менее стервозных тонах.
На этой "Суке" Маврин сломался. Будучи убежденным сторонником мнения, будто Роллинги без Брайена скурвились бесповоротно, он с трудом всасывал их новые альбомы, придумывая ошибки и придираясь к мелочам.
У старых Роллингах, которым не давал расслабляться всё тот же Брайен, Маврину нравилась немногочисленная лирика, в первую очередь Congratulation, которой он подпевал, сделав доброе лицо, словно вспоминая какую-то англичаночку.
И вот, наконец, The Bitch. "Только без The. - непременно поправил бы вас Маврин при наличии аудитории. - Вы что-то путаете. Нет там никакого "The". Далее последовал бы рассказ о том, альбом Sticky Fingers попал к нему раньше всех в Союзе.
"Сука" пленила его названием и риффом. Он не терпел отказов, а отказывали ему часто, можно сказать, на каждом шагу. И каждой, отвергнувшей Маврина девице, эта "сука" звучала вдоногну на протяжении многих лет.
Подкрепленное наличием одноименной песни у Роллингов, расхожее выражение собачников и домашних скандалистов, становилось "фирменным", как смоук или дринк.
Обзывая давно отъехавшую в прошлое невидимку, Маврин казался вдовцом Марлона Брандо у гроба с также невидимой самоубийцей.
Там и там пустое место.
"Сука" увлекла его настолько, что он выучил русский подстрочник, репетируя декламацию перед материнским трюмо: проспал две недели, неделю не ел, ах ты сука!
Про horse meat pie Мавриным была заготовлена скабрезная аналогия на основе частушки, где "два крестьянина сидят". Дико смешно, убеждал он себя, предвкушая шок, а за ним бурю острых ощущений.
Его подвела хореография. Танец оказался лишним. С мавринской пластикой и комплекцией имитировать Мика Джаггера противопоказано даже на уровне стрижки под бритву.
Никто кроме него не танцевал, наблюдая, как шобла эсэсовцев за одним из своих всё в том же "Ночном портье".
Никто ему ничего не сказал, но ни одна и не пожалела. С того вечера Маврин проклял и возненавидел поздний Роллинг Стоунз окончательно. Удивляясь, какого беса никто из них больше не дохнет. Обратной силы приговор не имел.
Прошло сорок восемь лет.
*
Говорят, что в Израиле не исполняют Вагнера. Типа "запрещен". Лично мне всё равно, хотя я слышал, как этим возмущались какие-то юноши в белых колпаках. Любитель джаза и классики для меня существо обреченное.
Я вспомнил об этом по другой причине.
Маврин пошел дальше Израиля.
Он запретил себе Достоевского, затем Шекспира, и, предварительно проверив на прочность психику друзей, добрался до Пушкина.
"Выпизживая" классиков из классики, он всё уверенней ощущал себя военным на пограничной вышке - полевой бинокль в загорелых руках, подвернутое хаки, винтовка с оптическим прицелом. Так, кто это там ползет по склону холма, Петр Проскурин?
Получай, сука, свой horse meat pie!
Когда его спрашивали, Маврин сжимался и пристально глядя "в ебло" провокатора, отбивал вопросом вопросом: а вы сами не знаете "почему"?
В такие минуты он казался стройнее и выше, как атакующий боксер.
Но и нацизм, едва обозначенный в творчестве гигантов мысли, что, в любом случае, не делает им чести, не дремал.
Посланники Адольфа явились Маврину в образе Сашки с Черепом Киргиза, и, вместо поединка, эта встреча стала прологом дружбы с первого взгляда.
С этой минуты Маврин - Фауст двадцатого века зажил на два дома, получив последнее прозвище "фауст-патрон".
Как это часто бывает в последней трети активной жизни, дела его пошли в гору. Он даже провел два кинофестиваля с участием иностранных гостей и диджеев, в надежде выдать дочь замуж за одного из них. Бороду сбрить он так и не решился, но волосы на голове стриг коротко, под Юлиана Семенова в конце жизни.
Мы надолго потеряли друг друга из виду.
Это в романах так пишут, а inter vivis, боюсь, что навсегда.
Зато на днях, дивно молвить, не далее, как вчера, околачиваясь в бюро пропусков солидной конторы (мы ведь тоже кой-кого консультируем), я напоролся на дочь.
Чувиха была типа "предок". Соляной столп из прошлого в натуральную величину. То есть - вылитый отец.
Пахана-то я знал, как облупленного.
Хотя сам он так не выражался, предпочитая более замысловатые конструкции.
Подростком он изобрел "узбекистанглию" и "отложение соляриса". В девяностых, курируя музтовары, практиковал "завмагию сексуалис" с реализаторшей и техничкой". Веселый дядька.
Теперь отложение соляриса настигло и дочь. Несмотря на долгие периоды проживания в тропиках, в ней было что-то от распаренной судомойки или прачки, стирающей вручную за деньги.
Загар её не брал.
Дочь была в ярости.
Выйдя из лифта в хорошем костюме, тут же метнулся в сторону модный прозаик Попович.
"Какая же ты все-таки сволочь! Ну и дрянь же ты! - летело в пудреницу айфона, отскакивая её же в лоб. Казалось Родович поет Пугачеву или наоборот. Кому-то на другом конце провода наверняка было невыносимо - хоть вей из него петлю. Но провода в старом смысле слова, естественно, не было, а петля из воздуха не удержит и кошку.
Женщина в комбинезоне а ля Пит Тауншенд орала без стеснения, ни дать ни взять вошедший в раж видео-синхронист.
Чувиха типа "предок" бесновалась, потому что предок подложил ей свинью, которой она ждала тридцать лет, несмотря на воздержание от свинины.
Он переписал завещание.
*
Музыкальные фишки Стоунз впиваются в организм как "штамм Андромеды, проникают в психику как непорочное зачатие дурным глазом пришельца.
И в этом плане Bitch, пожалуй, самая токсичная порция намеков и точечных болевых приемов в сатанинском меню их "темного периода".
Это песня-укус, чувствительная к приближению жертвы, как бешеная собака.
*
*