СУСАННА И СТАРЦЫ

Данный очерк не приурочен к какой-либо дате, он не адресован поклонникам упоминаемых в нем артистов, и не содержит требующих проверки, сугубо «википедических» сведений.

Подросток жесток, и недоразвитое воображение делает его еще более беспощадным. «Злые умными не бывают», – говорит персонаж платоновской повести, и мы – злые, но умные, почему-то верим словам классикам.

Быстро спиваясь, быстро идя на компромисс с системой, советская молодежь не просто забывала своих западных любимцев, но иногда спешила похоронить их заживо.

К середине семидесятых группу Shocking Blue перестали замечать. Тогда и прозвучала в разных местах устная формулировка: «баба из «Шокин Блу» наелась наркотиков, но не сдохла. Ее откачали, и она пошла работать в публичный дом». Последний раз эту информацию лично мы слышали зимой 1985, в курилке одного казенного заведения. Возражать было небезопасно – злые умными не бывают.

Маричка Вереш с неимоверным акцентом и декольте (бюст в те годы был символом «стрекательной наготы») служила идеальным суррогатом западной певицы. Ее возлюбили, словно это Анна Сергеевна из «Бриллиантовой руки» сменила парик и записала альбом, за ним еще один… Но – «объелась наркотиков, не сдохла (ее откачали) и ушла в публичный дом». В основе этой мантры искаженные слова «аризонской пенки» Торнадо Лу из финальной сцены «Лимонадного Джо».

Юноши и девушки поколения Винету и «Неуловимых мстителей» переросли свою героиню и отреклись от нее, пришив голландской подданной  «аморалку». Подходящего человека заменить трудно. Кем?

Грейс Слик и Jefferson Airplane были никто и ничто для ста процентов нашего народа (сами виноваты). Дженис Джоплин ценили туповатые снобы с душком расизма, предпочитающие «белый» блюз. Но таких «белогвардейцев» было два, от силы три человека на область. Да и слишком эклектичным было наследие покойницы, с ненавистными «дудками» к тому же. Певицу с черным цветом кожи в тогдашнем СССР никто бы не воспринял всерьез. Даже непоющая Анджела Девис внушала неприязнь, и даже на политинформации о ней говорили без сочувствия, почти брезгливо .

Так кем же было заменить лупоглазую амстердамскую цыганку в парике? Кем-то из местных? Рановато. Пугачеву еще только готовили «всем кагалом» к триумфальному десятилетию опытные люди с воображением старшеклассников. Оставался только киноперсонаж Помпея Мамайская из комедии о халтурщиках на эстраде «Последние дни Помпеи». Нет, тут как в ЦК на исходе застоя, была нужна замена помоложе…

Вместе с Сузи Куатро в эфир вернулись «старые, добрые» рок-н-роллы, которые никто не успел подзабыть и, тем более, никто не собирался звать назад. Любовь к конвульсивным быстрым танцам – такой же миф, как и другие мифы прошлого столетия. Некоторые даже стали частью школьной программы. Факт может стоить человеку репутации, свободы, а то и жизни. За усердно пересказанный вымысел вам поставят пять.

На «бацмайдане» (танцплощадке), тем более, в квартире массовым явлением был как раз «зажимбол» под медленные вещи, и это естественно. А пока играло что-то быстрое, под сценой или в центре зала одиноко дергались несколько карикатурных фигур из числа тех, кому «не дают». Тип такого пляшущего идиотика великолепно показан в соответственных эпизодах гангстерской драмы Get Carter.

Для зарубежного потребителя обновленные перепевы «классики» – постылый нафталин, постоянный наполнитель концертных программ осточертевших друг другу ансамблей типа Humble Pie или The Who, чьи выступления напоминают кислотный джем Башмета с Ростроповичем. Но наши ребята полюбили этот улучшенный, утяжеленный набор штампов пятнадцатилетней давности. Keep A-Knockin’, Shot of Rhythm-and-Blues и Shakin’ All Over сделались фонограммой ритмической гимнастики будущих социопатов и бобылей.

Да, да – дальнейшие наблюдения лишь подтвердили этот жутковатый факт. Поклонники свирепого глэмрока либо начинали интимную жизнь катастрофически поздно, скажем, после двадцати( и это в гедонистических семидесятых!), либо не начинали ее вовсе, продолжая одиноко конвульсировать под марши тандема Чепмен–Чинн, что называется «от съезда к съезду». А их относительно нормальные сверстники уже вовсю практиковали, как могли дендизм (пусть вторичный, откуда здесь другому взяться?) под Philly Sound и солидные оркестры, взрослея, накапливая драгоценные, в бунинском значении слова, воспоминания.

Таким образом, целое поколение пересекла черта незримого раскола. По одну сторону «блажен, кто смолоду был молод», по другую – исковерканные, не интересные, уже не жалкие, а жуткие девственники-корибанты, далеко не тинейджеры, но старцы, вожделеющие некой абстрактной Сусанны. Они собираются, проводят встречи – ветераны нелепого «гитлер югенда» вибрируют под марши, ведущие либо не туда, либо в никуда, приписывая нули к ценам на пластинки, которые могут быть объектом ностальгии исключительно для мазохистов или калек.

Двум первым альбомам Сузи продюсеры даже не удосужились придумать эффектные, хлесткие названия в духе времени.  Чего там - и так сойдет – один Suzy Quatro, другой просто Quatro. Можно сказать почти по-советски «Поет Сузи Куатро». Лейбл назывался RAK. Подросток с фантазией тут же переименовал оба диска в «Концерт Раков-1» и, соответственно, «Концерт Раков-2», по примеру прошедших Даманский и Чехословакию старших братьев, которым  у Битлз мерещился «Концерт Резиновых Душ».

Громадное количество слэнговых слов и непонятных названий не смущало маленьких куатроманов. Glycerine Queen – почему она глицериновая? Daytona Demon – почему из Дэйтоны? Самой загадочной, как шифр сейфа или камеры хранения с фирменными шмутками, была, разумеется, 48 Crash – песня о климаксе.

Будучи американкой, Сузи, как и ее предшественница Маричка, умела петь по-английски так, будто слова написаны русскими буквами. Кошмарная бессмыслица распыляется в привычный фон, привычка переходит в систему, в систематический кошмар недопонимания, которое люди моего поколения пестуют в себе как иммунитет от чрезмерных нагрузок на интеллект и  психику.

По признаниям ряда моих современников авторские вещи Сузи, такие как Glycerine Queen или фактический «семь сорок» Official Suburbian Superman нравились им намного больше добротных, но рассудочных шлягеров тандема Чепмен–Чинн.

Я не шучу, рок-н-ролл к тому времени вызывал закономерную неприязнь, он был индикатором бесплодия и отсутствия оригинальных идей. Безобразна Long Tall Sally в исполнении группы Cactus. Жалок миллионер Джон Леннон, которого три (!) года посылали подальше с его программой в стиле «ретро». Не скрывая брезгливости к публике и материалу, долбят на стадионе Уэмбли свои «рокешники» Джерри Ли Льюис и Литтл Ричард, музыканты, достойные чего-то более изощренного и необычного.

Кошмар распыляется в рутине, и рутина оборачивается кошмаром. «У Власти орлиной орлят миллионы», но ни один из этих птенцов не подозревал, что песне Move It, под которую он пугает телодвижениями родительское трюмо, уже пятнадцать лет – она его ровесница!

Рок-н-ролл скрывает свой возраст и боится разоблачений. Обманутый подросток беспощаден. «Концерт Раков-3» попахивал провалом. Это были уже несвежие «раки». Эклектика и растерянность – сестры.

У Сузи, кстати, была сестра, она играла в изумительном женском коллективе Fanny. Из дюжины дивных записей этой действительно выдающейся группы нам всего дороже пряный Butter Boy…

Позавчерашний рок-н-ролл – это застой, это тупик. Артист остается один на один со стаей разочарованных волчат. С таких вещей пытаются спрыгнуть, заметают следы. Промежуток времени между глэмроком и диско – эпоха междуцарствия стиля фанк. Сузи шагнула в этом направлении. Третий альбом наконец-то удостоился озорного названия Your Mama Won’t Like Me (вот в чем дело – мама ревнует, надо заниматься, а не глазеть на девчат). В сравнении с предыдущими, он провалился. У чутких к негритянским ритмам жителей Кавказа уже были Стиви Уандер и Earth, Wind and Fire, а нашим недорослям после чеканных рок-н-роллов (студийная работа!) было мудрено осваивать более сложные ритмические рисунки. Одна из песен в этом весьма удачном собрании носит красноречивое название Prisoner of Your Imagination. Расстояние между «пионервожатой» и взрослеющими пионерами стремительно возрастало. На миниатюрную девушку с тяжелым взглядом, в комбинезоне и с бас-гитарой Rickenbecker оглядывались  как первую любовь, которой на самом деле не было. В песне «Пленник собственного воображения» слышалась неосторожная насмешка над недугом, которые предпочитают не обсуждать.

Если Сузи Куатро сумела стать достойной заменой вокалистке Shocking Blue (у обеих дам венгерские корни), то саму Сузи могли заменить ремесла, поделки, велосипед, рыбалка – то есть, виды активного отдыха, в которых постороннему глазу почему-то видится продуманное замедленное самоубийство, только без фатальной развязки.

Любовь многотысячной армии советских подростков не сделала Сузи богаче ни на цент. Но, как поет Вадим Мулерман, «все ж она была, да – была». Пока реанимированные рок-н-ролльчики не заглушил еще более первобытный и демократичный диско-апофеоз похотливого хамства человека толпы.

 Наш «слушатель» и здесь оказался на высоте – вокальной нимфомании американских певиц, проповедующих секс-евангелие в чистом виде, у нас предпочли раскрашенные порнокалендарики Boney M.

 Запоздалый англоязычный альбом венгерской группы General, сделанный по шаблонам третьей пластинки Сузи Куатро, сумели оценить только самые твердолобые консерваторы (вроде автора этих строк). Её собственная Agoraphobia камнем бесшумно (ни разу не видел, чтоб этот диск слушали) легла на дно.

Спору нет – Чепмен и Чинн умели клепать крепкие шлягеры, рассчитанные на впечатлительных малолеток (причем любого возраста), но то была добротная, студийная работа, которую уже нельзя ни улучшить, ни испортить.

Концертную запись Сузи Куатро отвергли, что называется, ведущие страны Запада, включая США. Ее пришлось публиковать во всеядной Японии и в далекой Австралии, где, если верить тем, кто там побывал, вообще никого не слушают. Разве что, выступит в кои веки раз перед «русской» общиной легендарный наш Борис Бергер (из «Веселых ребят»).

Фокус не получился – успех брутально-хулиганского «Slade Alive!» повторить не удалось. Двойной альбом, как практически все «живые» альбомы до конца (и даже до середины) дослушать невозможно. У не очень искренних фанатов он слывет раритетом. Но вы попробуйте его продать – mission impossible.

К финалу семидесятых Сузи все больше напоминала отчаявшуюся домохозяйку, чей суженый находится либо в армии, либо в колонии. Если «Live» выпустила Австралия, то If You Knew Suzie (название песенки двадцатых годов) «удостоился» перепечатки болгарским лейблом «Балкантон». Пятидесятирублевую западную звезду уценили до четырех с половиной. Разница не малая – роскошный ужин в ресторане или поллитра с плавленым сырком и пачкой «Примы».

Соблазнительный комбинезон больше напоминал робу водопроводчика с поясом верности, бас-гитара Рикенбеккер тянула Нимфу из Батон Ружа на дно. Где ее как раз дожидался очень похожий на «откинувшегося» семидесятника Крис Норман. Вдвоем они записали  самый памятный для советских людей, и поэтому самый унизительный хит Stumblin’ In. Примитивная песенка, похожая на производственные отходы Тото Кутуньо, стала для голосистого англичанина и по-своему пикантной американки чем-то вроде того, чем стал для Пола Маккартни пресловутый «хоп-хей-гоп» – успехом хуже позорища.

С появлением Stumblin’ In на Сузи наконец-то обратили внимание наши дамочки, особенно те, у кого был свой «крис норман» в жутких шкарах из вельветона и копытах на мексиканском, срезанном каблуке. С прочувствованным ритм-энд-блюзом и знойным псевдофанком Your Mama Wont Like It было покончено навсегда.

Сузи допрыгалась – чьи-то мамы ее таки полюбили.

Под Сузи Куатро наконец-то начали танцевать, а не дрыгаться. А танцы под такие шедевры как Stumblin’ In заканчиваются неважно. Как в плане личной, так и общественной жизни.

Почтальон стучится дважды. Сначала в классической картине Тая Гарнетта с гениальным Джоном Гарфилдом, а потом – в убогом опусе Боба Рафельсона.

 Элвис Пресли дважды звонил своим коллегам, чтобы выразить восхищение. Первый Тому Джонсу (за Green Green Grass of Home), второй раз Сузи Куатро – за ее версию All Smoor Up, которую у нас переводили, как «Все шевелится», а в Болгарии «Всiчке люля».

Правда, на FM радио, заказывая Stumblin’ In, звонят далеко не «элвисы пресли» – все меняется, все шевелится, деградация набирает скорость, опережая технический прогресс.

Сусанна смогла навестить своих старцев, когда старцы (так же тупо, как они его возводили) разобрали Железный Занавес (этакий «пояс верности» размером с Китайскую Стену) на металлолом.

На концерте, который уж не «всплывет» ни в Японии, ни в Австралии, старцев было немного. Некоторые, не дослушав, разбредались по участкам некрополя, пока петух не пропел.

Мои подопытные тоже разбрелись клеить коробочки, мастерить шкатулочки, приставлять одну к другой…

Предвижу реплику из лагеря пожилых сверстников: «Сами слушали! Сами слушали!»

Слушал и еще как! Слушал ее, а любовался вами, ненаглядные мои «супермены предместий» (suburbian supermen).

Пусть пока остается загадкой, почему любители Kiss и Slade,  это почти всегда, как правило, живые, «быстрые разумом» бухарики (проверено, общаемся), а ветераны «гарема мальчиков бабы Сузи» – какие-то подмороженные или снулые зомби-рукоделы? Такова судьба симулянтов и лицемеров, переживших свой 48 Crush.

Теперь на эту тему – о переломном возрасте, куда проникновенней поет король армянского шансона Бока: «Милая, мнэ сорок восэм лет…»

Умные злыми не бывают? О’кей, допустим. А бывают ли умными добрые?