VENEDIG IM GRAU
Время тянется неумолимо,
ну и жадный у меня "чипполино"!
в Рим слетать бы к еврею-врачу,
"чипполино": не оплачу!
А "вконтакте" этот скаредный олух
представляется "Сеньор гинеколог".
ну и жадный у меня "чипполино"!
в Рим слетать бы к еврею-врачу,
"чипполино": не оплачу!
А "вконтакте" этот скаредный олух
представляется "Сеньор гинеколог".
Ох как стряпала Анка лобио,
как отплясывала в галифе,
Онкология! онкология
подползла змеей по траве.
Ковыляет вдоль rivalmare
как подстреленная дрофа,
пересчитывая кошмары,
не спасает от них трава.
Пять и семь, мадам, не семь сорок,
не танцуются пять и семь.
"Весь запас апельсинных корок",
кто-то молвил во сне, - "я съем".
А какие она мастырила
диетические мистерии!
Дефилирует Кабирией
от истерики до истерики.
Не смотреть! - я больная женщина.
Не смотри на меня... пока.
По ночам приходит оценщица,
не нашли мы с ней языка.
Мой роман после стольких правок
выпускают таки... не жить!
Пожевать бы целебных травок,
книжку рядышком положить.
Отпевали "Савосю" Блейда,
рядом с Пресней чернильный храм,
положила девченка флейту.
Поп велел: "уберите!" - Хам.
Флегматичные гондольеры,
в каждой лодочке гроб иль дверь.
Хохотал народ: говномеры!
В каждом доме оне теперь.
Сколько помню я, сколько помню
в том числе и в детстве себя,
под "Вставай, страна огромная"
засыпала, чуть-чуть скорбя.
Пять и семь размер, а не возраст.
Гондольер свистит на луну.
Врач ответил: нельзя есть острое.
Подо что я теперь засну?
Выясняла тут у Смолянских
после стольких колхозных лет,
трудно выучить итальянский?
А они уверяли - нет.
Скоро будет один ответ
обо мне - её больше нет.
Закругляется навигация.
С корабля убирают трап.
Стоит ли напрягаться
ради пряностей, ради трав?..
как отплясывала в галифе,
Онкология! онкология
подползла змеей по траве.
Ковыляет вдоль rivalmare
как подстреленная дрофа,
пересчитывая кошмары,
не спасает от них трава.
Пять и семь, мадам, не семь сорок,
не танцуются пять и семь.
"Весь запас апельсинных корок",
кто-то молвил во сне, - "я съем".
А какие она мастырила
диетические мистерии!
Дефилирует Кабирией
от истерики до истерики.
Не смотреть! - я больная женщина.
Не смотри на меня... пока.
По ночам приходит оценщица,
не нашли мы с ней языка.
Мой роман после стольких правок
выпускают таки... не жить!
Пожевать бы целебных травок,
книжку рядышком положить.
Отпевали "Савосю" Блейда,
рядом с Пресней чернильный храм,
положила девченка флейту.
Поп велел: "уберите!" - Хам.
Флегматичные гондольеры,
в каждой лодочке гроб иль дверь.
Хохотал народ: говномеры!
В каждом доме оне теперь.
Сколько помню я, сколько помню
в том числе и в детстве себя,
под "Вставай, страна огромная"
засыпала, чуть-чуть скорбя.
Пять и семь размер, а не возраст.
Гондольер свистит на луну.
Врач ответил: нельзя есть острое.
Подо что я теперь засну?
Выясняла тут у Смолянских
после стольких колхозных лет,
трудно выучить итальянский?
А они уверяли - нет.
Скоро будет один ответ
обо мне - её больше нет.
Закругляется навигация.
С корабля убирают трап.
Стоит ли напрягаться
ради пряностей, ради трав?..